===============================
(Начало собрания)
(...)
Я болел достаточно долго и тяжело. (...) Сейчас прихожу в себя, уже легче. Но сегодня я был явно ещё не очень готов. Поэтому я решил никого не созывать. Просто побеседуем на разные темы, я отвечу на вопросы.
У меня был незаконченный цикл о восстании человека в вечную жизнь. Я в него сейчас включаюсь, — просматриваю, редактирую. Там ещё явно на несколько занятий материала останется. Но я хочу этот вопрос закрыть, потому что он важный. В основе будет лежать перевод на русский моей презентации, которую я на английском делал в своё время в Южной Африке. Это достаточно серьезная работа на эту тему. Даст Бог, я ее подниму и закончу, а потом уже вернусь ко всем остальным незаконченным циклам. Есть интересные темы и под небольшие занятия.
В книге «Апокалипсис открытый» я нашел одно место, которое хочу развить в небольшое занятие. В том мире наша земля, на которой живут духи, то есть наша планета в духовном мире — тоже шар. Наверняка там есть и структуры такие, как на нашей планете. Как описывает одно эзотерическое произведение, души, падая, погружаются в магмы. Это нелепость, если интерпретировать как нашу физическую Землю. Но, оказывается, там такая же Земля, тот же шар и всё [остальное]. На горах там живут ангелы, в долинах живут духи, а в пещерах живут всякого рода демоны. Наверняка эти пещеры продолжаются вглубь этого шара. И самые страшные пещеры — там, где магмы. Если это вообще обитаемо, даже там.
Фактически настоящая жизнь и настоящая история начинается там, [в посмертии]. Все состояния, которые человек прошёл в нашем мире, там возвращаются, но возвращаются не в той форме. Однако, поскольку человек не может сравнивать, то ему кажется, что он продолжает там жить той жизнью, которой он жил здесь. Только здесь он начинает с ребёнка и потом развивается, а там он приходит уже взрослым. Природная память у духов усыпляется; и после разного рода мытарств, когда дух снова собирается, он живёт как человек, потерявший память, а потом начинает пользоваться памятью какого-то человека, к которому он присоединён. Поэтому он не замечает перехода в тот мир. Ему кажется, что он все время так жил. Духи, как говорит Сведенборг, даже не верят, что они уже в том мире. Сам Сведенборг мог сравнивать. И только от него они узнавали, что они не только духи, но уже в другом мире, и прочее.
И вот, возвращаясь к этим состояниям, человек начинает переживать те же самые события. Как сказано в одном месте, это и есть его Страшный Суд. Люди полагают, что там судят за то, что они делали здесь, но там за это не судят. В том мире человек живёт в подобном состоянии и с тем характером, который он приобрёл на земле. Если здесь он совершал преступления против порядка, то и там начинает делать то же самое, то есть красть, блудить, лгать, пытаться лишить жизни, преследовать других, пытать. И его наказывают именно за эти, совершаемые в том мире, деяния.
Когда его хорошо прижучат, он на какое-то время пугается и перестаёт это делать. Его изгоняют из сообществ, к которым он там присоединился. (Когда духи приходят туда, они сначала присоединяются к сообществам в мире духов). Но через какое-то время он снова возвращается к этим своим состояниям, опять совершает те же деяния, и его опять за них наказывают. И так происходит до бесконечности, потому что иным он быть не может.
Более того, он в процессе... Если в этом мире у него были плохие состояния смешаны с хорошими, то если хорошие превалировали, — он был верующим, у него была вот эта точка опоры, хотя бы зёрнышко веры, — то когда он совершает там дурное деяние, которое к нему вернулось, он проходит через наказание, опустошение, и это в нём усыпляется. И так до тех пор, пока все его дурные, вынесенные из мира состояния сознания не будут усыплены. Он постепенно становится всё лучше и лучше, и под конец уходит в свои небеса. А если в нем преобладала, или же была господствующей любовь адская, то наоборот, совершив какое-нибудь зло, он отбрасывает от себя те добрые состояния, которые вынес [из прежней жизни], и с каждым таким циклом становится всё хуже и хуже, то есть всё более осатаняется. В результате он превращается в чистого демона ада, который уходит в преисподнюю.
И там он меняется: если вначале он имел такую же внешность, как в мире, то там наоборот...
Я, кстати, где-то читал в Живом Журнале, что женщину подвергли гипнозу, и она начала вспоминать, что у нее были «прошлые жизни», что она когда-то была мужчиной, который жил в Техасе. Ну, понятно, что никаких прошлых жизней нет, и что это был один из ассоциированных с ней духов. И мужчина не может превратиться в женщину в принципе, как и наоборот. Но этот дух описывал свой посмертный опыт, и любопытно то, что согласно описанию, сначала он попал в астрал.
Ко всем подобным историям нужно относиться очень осторожно, потому что духи не говорят непосредственно, они используют ментальный опыт человека, его память, его представления. Но астрал — да, действительно. Я на эту тему не раз говорил, что когда человек выходит из тела, он сначала сохраняет такую энергетическую форму, —электромагнитных полей, каких-то других. И только где-то... Вот, Латинское Слово говорит, что человек воскресает на третий день. То есть сначала он ходит тут, посещает какие-то места, которые ему запомнились. Постепенно он начинает терять память. Но если он был материалистичен и нерелигиозен, то не хочет оттуда уходить. Он в этом астрале начинает... — да его там еще и ловят, — он закрепляется там. И духи могут столетиями находиться в астрале.
Они борются, потому что они постепенно рассеиваются. Эта энергетическая форма в теле возникает через... такое... органическое тело. Оно постоянно подпитывается энергией. Это можно сравнить, к примеру, с телефоном. В нем есть операционная система, и пока он подпитывается от батареи, пока существует на этом телефонном железе, то оно постоянно возобновляется. А так возобновление прекращается. Это воспринимается духами как вторая или окончательная смерть. Почти однозначно, как тело отрешается и [дух] переходит в тот мир.
Подобное описывалось и этим духом. Я вдаваться не буду, но в этом астрале есть целые сообщества. Дух, который не хочет уходить, борется за свое сохранение. А это означает скачивать энергию с людей, используя их как станцию подзарядки. Использовать их сознание, чтобы прикасаться к чувственным опытам, подавлять сознание хозяина и входить в него. Такие духи там образуют целое сообщество.
Это как на земле есть бандиты-одиночки, и есть такие, которые организуют сообщество и начинают заниматься уже не грабежом, а рэкетом. Это выгоднее, потому что там ты кого-то отловил и ограбил, а тут можно доить постоянно. И такие организованные бандиты борются с залётными, которые нарушают порядок. Напали те, скажем, на бизнесмена, который у них под «крышей», ограбили, а у них же страдает от этого прибыль.
Там, оказывается, совершенно то же самое. Есть организованные сообщества, которые доят энергию организованно. Не режут, что называется, коров, а выдаивают. Дух этого мужчины из Техаса описывал, как он присоединился к такому сообществу. Но там никто тебя не спрашивает: «Хочешь ли ты присоединиться?» Просто смотрят: подходишь ты нам, или нет? Если подходишь, тебя насильно кооптируют, если не подходишь — выкидывают.
Всё последующее, когда этот дух уже ушёл из астрала, — это гораздо более сомнительное. Но опыт в астрале по-своему интересен.
В православии астрал называется «воздушными духами», упоминания можно встретить в патристике. Те, кто занимались практикой выхода из тела, описывают этих духов.
В книге «Мытарства блаженной Феодоры» описывается, как некий монах вышел в астрал, и там к нему кинулись с воплями: «Вот, ты святой, пришёл к нам!». А он: «Нет, я никакой не святой, я грешник», и так от них отбился. То есть духи пытаются уловить человека на его личных амбициях.
Это надо знать и не пугаться, и стремиться перейти в полностью духовный мир, то есть на другую, раздельную степень существования. Потому что астрал — это как бы прилипшее, практически, к материальному человеческому миру. Это чисто энергетическая среда, материальная.
Поэтому в астрале нет... Они видят, — правда, немного другим способом, в основном через глаза тех людей, которыми овладели, — но они в состоянии видеть и воспринимать на энергетическом уровне наш материальный мир, ну, или то, что называется материальным, то есть мир чувственных восприятий. Настоящие же духи материальный мир уже не ощущают и не видят. Даже когда они пользуются памятью человека, они всё равно пользуются его ВНУТРЕННЕЙ памятью, и она им как бы присоединяется по соответствиям. То есть непосредственно памятью они не пользуются, как человек. Они пользуются его внутренней памятью по соответствиям, которая накапливается в том мире и возвращается и формирует человека.
Потому что человек в том мире (об этом еще будет подробное занятие) сначала полностью расформировывается, как бы на части, а потом заново формируется, — потому что он расформировался, его природная память усыпилась, и он формируется из внутренней памяти.
В земном мире люди не знают, что у них есть внутренняя память (у нас на эту тему были в свое время занятия). Однако внутренняя память — это и есть человек, а внешняя память — это только инструмент его формирования. В том мире человек формируется из этой внутренней памяти. Поэтому он не видит и не понимает, что он уже совершенно в другом мире, ибо это другая память, другие ощущения телесные и так далее.
Но можно ли в таком случае спросить: «Быть может это вообще другое существо?» Нет, не другое, потому что внутренняя память формируется по деяниям во внешней природной жизни. Наоборот, внутренний человек есть подлинный человек, а внешний человек суть только орудие этого внутреннего человека.
И это орудие часто может, приспосабливаясь к обстоятельствам, выглядеть [вполне пристойно]. Человек способен, опасаясь последствий, не проявлять свои подлинные побуждения и намерения, а скрывать их внутри себя, представляясь добропорядочным членом общества. И только в очень редких случаях, когда он получает возможность проявить свои адские побуждения безнаказанно, — например, безнаказанно украсть что-то, безнаказанно солгать, — он это проявляет. В действительности же он всё время хочет это делать, только боится.
Например, сейчас людей освободили [в отношении любви пола]. Почему раньше не блудили так открыто? Потому что был некоторый общественный настрой на мораль, нравственность. Блуда было не меньше, чем сейчас, но он был хорошо спрятан. Если почитать настоящие мемуары девятнадцатого века, а еще взять семнадцатого, то там люди творили вещи и почище того, что сейчас происходит. Но просто это скрывалось. Это могло называться фарисейством, однако общественная мораль сохранялась. Допустим, человек вроде бы нормальный, живет с женой, а при этом у него несколько любовниц. Но это всё скрыто. Да, об этом знают, передают слухи, но это не вылазит на общее обозрение.
Сейчас же это всё сняли. Ну, может, если политика на Западе ловят на горячем, то ещё поднимается вопль, что у него какая-то не такая жизнь. Но у основной массы уже снято это ощущение, и она живёт, как хочет. Поэтому теперь всё вылезло наружу.
Точно так же было б и с другими [пороками]. Но просто за воровство наказывает Уголовный кодекс, а ложь вызывает однозначную реакцию, ибо она вредит. То есть, если человек лжёт, то другой, обманутый, страдает от этого. Поэтому реакция тоже негативная. А вот с блудодеяния сняли это покрывало общественного осуждения, и оно развернулось во всей своей «красе».
Всё это говорит нам о том, что если человек почувствует возможность безнаказанно красть, грабить и так далее, то он это будет делать со всей открытой душой. Так вот, в том мире [боязнь нарушить запрет] снимается со всех пороков. Да, там, если ты лжёшь или воруешь, то тоже есть наказание. Но там человек [не способен удержаться], потому что у духа нет рефлексии.
Современный человек, когда живет в мире, рефлексирует: читает, например, газеты, видит, что кого-то посадили за воровство, какого-то чиновника покарали за «откат», и так далее. И он маскируется. В том мире этой рефлексии нет. Там как бы акция-реакция: пришло желание — оно делает. И когда следует наказание, то память о нем не сохраняется долго. Там вырабатывается постепенно на уровне рефлексов или инстинктов некое опасение перед наказанием, но всё равно это как дрессировка животного. Допустим, вот хищник; если его взять в цирк и долго дрессировать, то он не будет сразу кидаться на дрессировщика, как на свою еду. Но рано или поздно это всё-таки прорвётся. Вот так вот себя ведут духи.
Отличие духов от человека, — что ставит их на одном уровне с нашими животными, — это то, что там нет рефлексии и сохранения памяти о прошлых событиях. То есть дух живёт по инстинкту, происходящему из его внутренней памяти. А внутренняя память состоит из тех побуждений, которые он стяжал в мире.
Как приобретается побуждение? Человек — это лишь восприемник. При нем находятся ассоциированные духи. Каждый из этих ассоциированных духов живёт в тех состояниях его памяти природной, которые соответствуют его наклонностям. И, соответственно, этот дух вливает в человека побуждение к какому-то действию. Если человек это принял, — даже если и не совершил актуально, но принял с удовольствием, — то оно становится его собственным побуждением и формирует побуждение его памяти внутренней, которая потом в той жизни возвращается. То есть духи формируют человека, но затем, когда побуждение принято человеком, как воспремником, оно становится уже его собственным.
Вот почему после смерти человек не есть совокупность тех духов, которые его сформировали, а у него есть этот собственный накопленный материал — его внутренняя память, из которой он уже живёт как человек. Поэтому, с одной стороны, человек вроде бы живёт только духами. Но с другой стороны, в процессе восприятия этой жизни духов он образуется как самостоятельная, отличная от каждого конкретно его побуждающего духа личность.
Вот дух — это «одна, но пламенная страсть», одно, но пламенное побуждение. Он уже от всего вторичного был очищен, и осталось только одно побуждение, доброе или злое. А человек — это множество побуждений, множество духов. Он как общежитие, как мешанная солянка — и то, и то, и то.
Даже последний негодяй иногда может проявить очень сентиментальное побуждение. Это потому, что в нём дух так сработал, который в остаточностях его сознания живёт, в тех, которые он, например, из детства вынес.
Но если человек не подтвердил в себе зло рассудочно… Причём не обязательно на уровне религиозного подтверждения. Человек может быть и материалистом, но просто он подтверждал у себя убеждение, что зло — это допустимо, нужно лишь не обнаруживать его перед обществом. Вот такого человека практически невозможно вытащить из преисподней. А когда это обычный какой-нибудь пьяница, ворюга, наркоман, который ворует, потому что он живёт в этой среде, и ему деньги на наркоту нужны, который вообще не заморачивается никакими моральными, нравственными принципами, то как ни странно, этого человека потом ещё можно перемолоть, вернуть к его состояниям детства, трех-пяти лет, и потом начать выращивать заново.
А хуже всего дело обстоит с религиозными людьми. Потому что то, что подтверждено чисто материалистическим рассудочным, оно не столь глубоко укореняется. Если же человек в себе выработал природное РЕЛИГИОЗНОЕ рассудочное и начинает подтверждать зло этим природным религиозным рассудочным, то он уже совершает профанацию святыни.
Например, если он выработал себе такой религиозный принцип, что грех — это некая юридическая составляющая, которую можно отпустить. Вот он совершил зло, пришёл к священнику, священник помахал кадилом, «отпустил» это зло. И он верит, что теперь чист, и что теперь даже если совершит новое зло, то священник ему отпустит. Да, священник часто говорит, что нельзя совершать зла, что ты должен полностью покаяться, и так далее. Но если человек знает, что существует такая реальная возможность отпущения греха в следующий раз, то он может покивать головой и сказать: "Да, да, конечно", уйти и...
Вот эта возможность отпущения грехов как юридического проступка, она хоронит все разговоры о том, что ты должен покаяться и больше зла не творить. Поэтому эти ехидствуют, мол, «Хорошо не согрешишь — хорошо не покаешься».
То же самое — рассудочная убеждённость, как у протестантов, что человек спасается своей верой. Что если он вначале признал своё зло и правильно уверовал, то потом, сколько бы зла не совершал, ему это не зачтётся, потому что у него правильная вера и она спасает. А добро, наоборот, делать бессмысленно, потому что добро не спасает, и это, наоборот, рискованно, потому что если ты делаешь добро, то как бы крадёшь у Господа, ибо добро только Господь может совершать, а ты не можешь.
Вот это те рассудочные религиозные убеждённости, которые наиболее превращают человека в демона ада. Это даже почище того, что у обычного материалиста, который подтвердил зло из своего материализма, но который, по крайней мере, не подтверждал его [как ересь] и не осквернял религиозное святое.
По этой-то причине Господь удерживает большинство людей в подобных материалистических состояниях, а ещё лучше — в чисто импульсивных, потому что в том мире их легче будет потом попробовать перемолоть. У них больше шансов всё-таки вернуться в состояние детства и начать жизнь заново. То есть не будет спасён сам человек, — сам человек будет перемолот и похоронен, — но будет спасён тот ребёнок трех-пяти лет, которым он когда-то был.
Из этого ребёнка трех-пяти лет, который у каждого человека сохраняется в сознании, отделённо от его сознания, даже у самых больших негодяев случается, что они вдруг проявят какой-то сентимент. Скажем, когда советские войска вошли в Германию, кто-то насиловал женщин, убивал детей, а кто-то раздавал детям хлеб, даже последней горбушкой мог поделиться. И иногда, как ни странно, это мог быть один и тот же человек. Это именно потому, что у него не было рассудочного анализа. Он не подтвердил в себе зло рассудочно, и он действовал импульсивно. Пришёл импульс сделать подобное зло, — он его сделал. Пришёл импульс сделать добро, — он его сделал. Вот у таких людей шансов на опустошение и возрождение в том мире гораздо больше.
Ну, и опять же, среди религиозных людей: если у человека есть хотя бы горчичное зерно веры в Господа и горчичное зерно веры в то, что зло не нужно творить, потому что оно адское, а добро нужно творить, потому что оно от Господа, то даже если он далеко не всегда поступает так, и срывается, но потом кается и страдает из-за этого (не в том смысле кается, что пошел и ему «отпустили», а в том, что он видит своё зло и страдает по этому поводу), — у такого человека всё равно есть зёрнышко, из которого Господь потом может вырастить покаяние в том мире и ввести его в небеса. Всё остальное потом усыпляется, но из этого зёрнышка вырастает в нём Царство Небесное.
Главное — только не подтверждать те ложные принципы, которые в тебе убивают совесть и ощущение собственного зла в принципе. Условно говоря, у католического и православного — это отпущение грехов, а у условно протестантов — это спасение правильной верой.
Тут еще можно вспомнить кальвинистов, которые вообще дошли до того, что Господь одних людей создал для ада, а других для неба. И что бы там человек не делал, если он создан для неба, он всё равно попадёт на небеса. А тот, который создан для ада, как бы он там не верил, не каялся, он никогда не попадёт на небо. Это уже совершенное безумие. Однако целая отрасль христианской религии на этой вере основывается.
Правда, кальвинисты осознают важность вопроса: а как же понять, к чему человек предназначен, к аду или к небу? И у них есть как бы апробация: если у тебя всё материально благополучно, значит ты от Бога блаженный. По этой причине они очень стараются, дабы у них всё в этом плане было благополучно. Поэтому кальвинисты очень большие трудяги, и у них общество не переносит бездельников и людей, которые не хотят трудиться и приобретать материальные ценности, потому что у них это считается явным признаком того, что человек навсегда обречён Богом.
Поэтому швейцарцы, где кальвинизм утвердился, такие трудолюбивые все. Это не потому, что они изначально были трудолюбивые, — наоборот, Швейцария в средние века была европейская Чечня. Вспомните «Вильгельм Телль». Это они занимались разбоями, бандитизмом, с ними боролись окружающие народы. А потом вдруг они через кальвинизм превратились в то, чем они есть сейчас: очень трудолюбивая, очень ответственная нация. Конечно, не все из них кальвинисты, но это уже вошло как бы в национальный принцип: трудолюбие, ответственность, в том числе и социальная.
Там правительство не боится, что народ его уничтожит, потому что наоборот всё решается народным собранием. По этой же причине каждый швейцарец служит в армии, и армия сугубо добровольная, это как бы почётное служение. Своё оружие он хранит у себя дома. И власть не боится, потому что органы власти избираются народом. И у народа есть другие средства поменять органы власти, если они ими будут недовольны. Им вовсе не нужно устраивать вооружённое восстание.
У нас же, начиная со времён Советского Союза, власть смертельно боялась. Вот, в тридцатые годы начали изымать оружие, причём изымали у всех. Я читал воспоминания какого-то энкэвэдиста. У него был любимый револьвер, и тут вышел приказ всё оружие сдать. Он пришёл к знакомому, говорит: «Ну как так? Это мой любимый револьвер». На что тот ответил: «Я бы тебе посоветовал сдать и не связываться». Дальше уже можно было носить только то оружие, которое государством занесено в документы, что оно, государство, тебя контролирует.
Дальше — больше. Например, ещё до какого-то момента, кажется 70-х, офицеры имели право вне службы носить оружие. Но потом произошла эта известная история покушения на Брежнева.
В Ленинградской области один человек работал в охране воинской части. Он решил, что во всем виноват Брежнев, и, чтобы жизнь изменилась, его необходимо убить. С этой целью он украл со службы два пистолета и отправился в Москву, где в это время Брежнев должен был участвовать в торжественной встрече вернувшихся космонавтов. Ему удалось выйти к Кремлю. Но если обычно Брежнев ехал во второй машине кортежа, то на этот раз пересел в другую, а во второй ехали космонавты. В результате он стрелял туда, где обычно сидел Брежнев, ранил одного из космонавтов...
И вот после этого уже совсем зажали с оружием, даже служебным.
Но это потому, что власть именно боялась народа, так как народ не имел никакой легальной возможности власть поменять. Все выборы контролировались. А вот в Швейцарии совсем наоборот.
По-настоящему жизнь человеческая только начинается, когда он входит в тот мир. В книге «О небе и об аде» сказано, что человек, входя в тот мир, словно выходит из тени на свет. Почему? Потому что там у него совсем другие возможности. Здесь мы ограничены нашими материальными возможностями. Но поэтому там каждый развивает свои возможности, насколько может. Хорошие люди — в хорошем отношении, ибо они от Бога получают Его присутствие и, так сказать, внутренние силы. А демоны, наоборот, тренируются в магии, которой они друг на друга воздействуют. На ангелов они не могут воздействовать, но друг на друга могут. Определяющее значение имеет, кто из них более сильный. Кто сильнее, тот и окажется в результате поставленным над всеми остальными. Так что он их превратит в своих рабов и заставит себе служить.
И вот, надо знать, что в первый момент, когда человек выходит из тела, он сначала попадает не на тот свет, а оказывается именно вот в этом астрале. А там есть такие, которые будут приходить и представляться ему ангелами, и предлагать к ним присоединиться, и всё такое прочее. И если у тебя есть внутреннее присутствие Господа, Господь тебя от них будет охранять. Как в той православной истории, когда эти воздушные духи пришли к монаху и начали говорить ему, что «Ты святой, мы тебе хотим поклониться» и прочее, а он ответил: «Никакой я не святой, я самый грешный из людей. Отойдите и не искушайте меня». То есть, когда человек внутренне убеждён, что он, как это Латинское Слово говорит, суть единое зло, и что ему думать о том, будто он добрый, это как дерьму притворяться чистым золотом или мухе — райской птицей, вот тогда его на это не купишь. А когда человек убеждён, что он внутренне добрый, и что его все просто не ценят, то его такой лестью можно купить элементарно.
В «Мытарствах блаженной Феодоры» описано, что приходили различные воздушные духи и предъявляли претензии. Например, а была ли она лесбиянкой? Она сказала: «Нет, в этом зле не была». Те от неё отстали, ибо ничего для себя не нашли. То есть, чем меньше зла человек уносит, вернее чем больше оно в нем усыплено, тем меньше у астральных духов возможности его перехватить.
А самое главное, что поскольку такой человек не привязан к материальному, он хочет подниматься всё выше и выше, то есть к самому Богу. И поэтому он, в результате, поднимается в высшие энергетические слои. И там, когда на Земле начинается день, он просто энергетически растворяется в этих потоках и теряет астральное тело, и уходит уже в подлинную духовную реальность. Для тех же, кто ни в какого Бога не верили, для них это как вторая смерть. Они, наоборот, днём прячутся по всяким щелям, в людях. У Гойи есть картина «Где они скрываются днём и откуда они приходят ночью». Там такие демоны были показаны.
Ну и, в любом случае, знание того, что первое — это будет именно астрал, оно у астрального, энергетического сознания ещё как бы сохраняется. И это помогает избежать больших неприятностей, потому что в этом астрале можно попасть в подобную ловушку и зависнуть там на столетия.
Опять же повторюсь, подлинно религиозным людям это всё [не нужно]. Вот, Сведенборг говорит, что «человек воскресает на третий день». А что человек делает между первым и третьим днём, — этого он не говорит. Но это и неважно, потому что Божественное Слово говорит о внутренних состояниях, а не о разного рода промежуточных.
— Тем не менее люди, которые умирают, — опять же, согласно написанному у Сведенборга, — они этого даже не понимают. Они думают, что живы.
— Вот эти в астрале понимают, потому что в астрале они видят, как они выходят из тела, возвращаются к своему телу. Потому что астральное существо — это, по большей части, всё еще материальный человек. Сведенборг говорит о тех, которые умирают окончательно, у которых уже и астральное тело развеялось. А этими он не занимается, поскольку это бессмысленно. Человеку нужно пройти через это второе рассеяние, рассеяние своего астрального тела, а это зависит от того, каким он стал в своём природном теле. Поэтому чему-то обучать этих в астрале бесполезно, — они уже не могут измениться.
Ну что, может, какие-то вопросы будут?
[0:47:05]
— Я читаю Джорджа Тробриджа. Мне понравилось такое место: «Восстановление истинного учения о Троице требует также и подтверждения о доктрине об искуплении. Если в Троице не присутствуют три личности, то невозможно, чтобы одна из них предложила себя в жертву для удовлетворения правосудия другой».
Учение о жертве — это же несовместимо с тем, чтО мы читаем уже в Новой Церкви. Надо рассеять все эти ложности. Если послушать, как рассуждают о Троице, то буквально все устремлены на эту жертву. И с помощью этой жертвы, которую принес Бог, они пытаются всё объяснять.
В православии не особо акцентируют внимание на кресте Иисуса Христа, что это жертва, как это делают, допустим, протестанты. То есть православные и протестанты смотрят на этот вопрос по-разному.
И вот что я хочу спросить. Понятие о жертве в Новой Церкви, — я читаю и не вижу его. Что Новая Церковь говорит о жертве?
— В Третьем Завете очень много мест, где безумие этого учения опровергается. Если взять, например, «Апокалипсис открытый», там в начале дается разбор символов веры, церковных соборов и так далее. И вот там Сведенборг разбирает безумие этого учения о жертве.
Но как оно возникло?
Изначально, в апостольской церкви представление о спасении было представлением чисто такого, я бы сказал, медицинского плана: человек болен грехом к смерти, а Господь его от этого исцеляет. Вот как Господь исцелял от мирских болезней, так Он исцеляет от духовных болезней.
Но когда возникла теория отпущения греха, её надо было как-то обосновать юридически. Вот когда они попытались перевести лечение человека от греха в его освобождение юридического плана, или же прощение, — то а как, с какой стати? почему раньше не прощалось, а сейчас прощается? — вот тогда они создали это учение о жертве. Они начали разделять Отца и Сына, что Отец послал Сына, дабы тот был принесен в жертву. Ну, вот как возмещение, знаете, в суде. Заплатил штраф — и ты свободен. Но кто платит штраф? Человек штраф заплатить за себя не в силах. Значит, Иисус Христос своей жизнью заплатил этот штраф, расплатился за всех. А потом право прощать он передал кому? — тем, которые рукоположены Петром. Вот, у Петра ключи от Царствия Небесного, соответственно эти ключи передали им. А значит, им передали и право эту жертву использовать для юридического прощения грехов. Вот так это возникло.
Потому что учение о Троице возникло там в борьбе с Арием, но сами основы для этого учения уже были заложены. Поскольку не может же Бог сам Себя отдать за жертву. Ему тогда было бы проще простить, и всё. Зачем Ему эти юридические тонкости? А значит, вот есть некий строгий, ничего не прощающий Отец, но есть и любящий Сын, отдельный от Отца, который Себя предложил Отцу как возмещение, или же выкуп за всех несчастных грешников. И вот Он их выкупил, и теперь зло нужно только юридически простить. А правом этого прощения обладает кто? — клир, который имеет благодать рукоположения от самого апостола Петра, у которого были ключи от Царства Небесного. Вот так это всё вырабатывалось.
Потому что без такой веры идея прощения грехов, идея юридического отпущения не может существовать. То есть нужно было юридически обосновать. А римляне — они известны тем, что были большими крючкотворами в юридических вопросах, они вообще помешаны были на судах. И вот они выработали крючкотворством такую теорию, что якобы Сын принёс жертву, которую принял Отец, и т.д. и т.п. Это именно из римских кругов вышло.
— Чисто по земной аналогии.
— Да. Вот из иудейских кругов, первых апостолов такого безумия выйти просто не могло. Потому что у них даже не было такого юридического... И апостолы хорошо понимали, это видно по Евангелиям, что грех — это болезнь к смерти. Как можно юридически тебя освободить от смерти, от болезни? Только вылечить эту болезнь. А вот потом уже в Римской церкви это сложилось в такую стройненькую систему юридического отпущения.
Опять же, доказывают, что апостол Пётр умер в Риме, поэтому в Риме у него теперь вечная кафедра, и римские первосвященники… Они «папами» стали-то только в триста каком-то году, когда им император Константин это присвоил. Ведь «папа» — это титул официальной римской бюрократии. И он был присвоен не только римскому первосвященнику, — ну, предстоятелю, — он был присвоен александрийскому и ещё шести другим. Просто Рим начал претендовать на том основании, что вот, у нас родилась эта теория юридического освобождения от грехов, и у нас умер тот, кого мы считаем основателем, основоположником этой теории — Пётр. Хотя на самом деле Пётр никакой такой теории, естественно, не основополагал. Но, поскольку в Евангелии сказано, что Пётр — это камень, на котором основана вера, соответственно, у него ключи от Царства Небесного. Так как они то ли не знали, то ли не захотели знать, что... хотя понятно, что это относится к вере, что ключи принадлежат вере, а не человеку Петру, который был Кифой до этого. Но они очень стройненько эту юридическую теорийку построили и начали усиленно проталкивать по всей христианской ойкумене, потому что это давало клиру власть.
И вот, клирики в других общинах это тоже начали с радостью принимать, потому что это давало им власть над своей паствой. Если от священника зависит, впустят тебя или нет в Царство Небесное, если от него зависит юридически, простят тебе все твои зла или нет, то какую он над тобой получает власть, и над душой твоей, и над твоим кошельком, и над твоим телом! Потому что ты от него полностью зависишь. И всё это делалось с запугиваниями — адом, адом, адом. Вот если ты священнику не будешь подчиняться, не будешь ему приносить всякие дары, то ты попадёшь в ад.
Таким вот образом рождалась эта римская блудница, блудная вера. О чём я тоже хочу сделать небольшое отдельное занятие. У меня оно уже лежит, с соответствующей цитатой из Латинского Слова.
[0:57:12]
— Я теперь задам ещё такой вопрос.
Получается, учение о жертве — это прерогатива буквального смысла. Смотрите, если мы скажем, что это всё ложь, кем-то придуманная, то мы же видим, например, какую жертву принёс Авраам, — сына своего. То есть Господь в буквальном смысле учит нас о жертвенности. И вот здесь вопрос: мы полностью отвергаем этот буквальный смысл, или же мы его рассматриваем? Всё то, что написано в буквальном смысле о жертве, — как мы это трактуем?
Получается, мы трактуем уже по-новому, и — смысл жертвы у нас как бы уходит, рассеивается. А Господь, Он учит практически изначально об этом. Почему именно Господь учит нас об этой жертвенности? Сам Господь говорит, в том же Иоанна 3:16: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал своего Сына единородного, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную». Здесь говорится о жертве. Апостолы говорят о жертве.
Хотя вы правильно заметили, что в иудейской церкви это было невозможно. Потому что иудеи сразу поняли: когда Христос говорит: «Я и Отец одно», они тут же взяли каменья и хотели Его побить. Он спрашивает: «За какие дела?», а они говорят: "За то, что ты, будучи человеком, делаешь себя Богом". То есть иудеи чётко поняли, кем делает себя Христос.
Так вот, о жертве. Это же Господь говорит о ней. Почему Он говорит о жертве, в буквальном смысле именно о жертве?
— А вот смотри… Кстати, насчёт иудейского юридического этого... Я сейчас вспомнил козла отпущения. Помните, козла, на которого все грехи народа складывались, и затем он изгонялся в пустыню. Так что я не совсем прав, всё-таки ниточка протягивается ещё на этого козла отпущения. Только козёл отпущения — это просто какой-то козёл. А тут как бы козлом отпущения они сделали самого Господа Иисуса Христа, что очень странно.
Но суть жертвы — вспомните, Он говорит: "Нет выше той любви, когда человек отдаёт жизнь за други своя". То есть имеется в виду жертва, когда человек сознательно идёт на смерть, чтобы проложить другим дорогу. Вот как, помните, у Горького — Данко вырывает своё сердце. Как во время войны человек кидается на дзот, чтобы заткнуть. Это, конечно, легенда… Но он жертвует собой. Вот он идёт, зная, что идёт на смерть для того, чтобы спасти остальных своих товарищей. Вот эта жертва имеется в виду. А её потом…
— А, здесь Господь показывает свою жертвенность, какая у Него жертвенность по отношению к роду человеческому. И эта жертвенность, которую Он показывает, она является буквальным смыслом того...
— Да. Вот это и есть буквальный смысл. Смотри, Он же не должен был приходить к нашему человечеству. Эти мудаки, которые совсем выродились, — ну, так сказать, и пёс с ними, пусть они дальше идут свою преисподнюю. И Он приходит к ним, Он переносит, берёт на себя их грехи: Он рождается через женщину, через которую берёт все грехи, Он этим грехам позволяет атаковать Себя, — это ж какие Он муки переживал, — побеждает в Себе каждый этот грех для всех, кто в Него уверует. И Он им даст вот эту внутреннюю силу победы над грехом, то есть исцеления от него. Какая это жертва?! Он из своего возвышенного Небесного Царства приходит в этот гадюшник и приносит себя в жертву. И Он знает, что они Его в результате убьют. Он же заранее знал, чем это кончится, по своей премудрости знал. И Он всё равно на это пошёл.
Вот вспомни, когда Он молится и говорит, что, мол, «Господи, если возможно, чтобы эта чаша Меня миновала», а потом говорит: «Я понимаю, что это невозможно, и да будет Твоя воля», то есть воля Твоей любви к людям, чтобы Я через это прошёл, принёс в себя в жертву, чтобы они меня забили, а Я могу дунуть, и они разбегутся, но Я этого не делаю, потому что не хочу нарушать их свободу воли, дабы те, кто потом по свободе воли уверуют, чтобы они были спасены. Вот ради их спасения Я не применяю всей своей божественной силы. Помните, когда Его пришли арестовывать, Он на них дунул и они полетели. Он бы их всех разнёс. Вот, они говорят, Его соблазняя: «Сойди с креста, и мы в тебя уверуем». И соблазн: во-первых, прекратить своё мучение, во-вторых, приобрести верующих в себя. Вот, сойду — и они все в Меня уверуют. Но Он понимает, что это будет вера не по свободе воли, и что это не будет спасительная вера. И поэтому Он переносит все эти мучения до конца, чтобы оставить им свободу воли. Чтобы те, которые не захотят в Него поверить, имели для этого основание: «Видите, вот он умер, сдох тут на кресте. Что мы в него будем верить?» Но зато те, кто в Него поверят, Он им явится, явит себя воскресшего и покажет, и скажет: «Видите, вот моё Царство для вас открыто, потому что вы поверили в Меня прежде того, как вы поверили в мою силу. Вы поверили, то есть вы поняли, что Бог не в силе, а в правде. И поверили в правду, и поэтому вам потом открылась и сила».
И вот для этого вся эта жертва была совершена.
Точно так же, как Бог от Авраама потребовал принести своего сына в жертву. Зачем? Зачем Богу это вообще нужно, если вдуматься?
— Мне кажется, это скорее вопрос не жертвы, а веры.
— Да. Но Господь проверил веру Авраама, то есть как далеко он зайдёт. И когда Авраам уже занёс нож, тогда Господь заменил его сына жертвенным бараном. Но Авраам как бы сделал этот удар. Он доказал, что он верит Богу до конца, что он никогда не усомнится. И это была жертва со стороны Авраама. И он реально принёс сына в жертву, потому что он его положил и ударил [ножом]. А то, что Господь заменил, — это уже Господь эту жертву превратил в торжество. У него и жертва состоялась, и сын уцелел. А ведь это какая жертва была со стороны Авраама — своего сына пойти и зарезать, причем единственного.
— Еще и так поздно родившегося. Столько факторов сразу.
— Да. Вот что имеется в виду под жертвой, а не какие-то там юридические хитросплетения, что «иначе Бог не мог простить». Если Бог может простить, то Он по своему милосердию простит всех. А если Он почему-то не прощает, то это значит, что Он по каким-то причинам не может простить. Как об этом сказано в книге «О Божественном Провидении», Господь никогда не действует вопреки своим законам.
Была дурацкая такая, знаете, загадочка: может ли Бог создать камень, который Он не сможет поднять. Теоретически это невозможно, но практически, в рамках, так сказать, существующей материальной вселенной, Он может создать такой камень, который согласно законам вселенной, — пребывая в материальной вселенной, — Он не может, хотя бы во всей своей силе и славе, поднять. Вот точно так и с Иисусом Христом: он должен был пройти путь не в силе и славе, а в уничижении, слабости, как обычный человек, который докажет всем, что Бог не в силе, а в правде.
И вот ЭТО есть жертва. «Отдать жизнь за други своя», а не какие-то дурацкие юридические хитросплетения.
— То есть получается, что именно в этой жертве Бог показывает, насколько Он жертвен к человеческому роду, ...
— Да. Насколько Он его любит.
— … насколько Он готов им помочь, вытянуть их, спасти, сделать всё для них.
— Да, что Он на всё пойдёт, на любые мучения, на любые страдания. Вот в чем Его жертвенность: отдать жизнь за други своя.
Вот, Он говорит апостолам: «Вы уже больше не слуги Мои, а друзья Мои». Друзья — потому что Я за вас отдаю жизнь. Потому что пока Я за вас жизнь не отдавал, вы для Меня кто были? Ну, мудаки какие-то из этого мудацкого человечества. А отдав за вас жизнь, Я сделал вас своими друзьями. Не они сделались Его друзьями, — это Он сделал их друзьями, отдав за них жизнь. А они стали Его друзьями, ПРИНЯВ эту Его жертву и согласившись меняться. Они поняли, что они, да, мудаки, что они грешники и так далее. И они поняли, что надо каяться и меняться.
Вот что значит принятие Его жертвы. Понять, что Он по любви всё сделал, чтобы нас спасти, а от нас требуется сделать только шаг Ему навстречу, то есть покаяться и начать меняться. Вот это называется принятие жертвы, а не просто сказать: «О, Господи, я в Тебя верю. Прости мне все мои грехи и прими меня в своё Царство. Мне уже ничего делать не надо, Ты уже всё за меня сделал. Только вот открой двери».
(...)